Заседание 70

Госпожа Миллу, как уже говорилось, сильно изменилась за последние несколько дней. Она ходила грустная, никого не поучала и не наказывала.

Случалось даже, что она забывала усадить Анэ за вышивание и отругать Лена за плохую отметку. Дети решили, что их строгая воспитательница заболела, но рассказывать о ее болезни доктору Ивару не спешили: боялись, что он ее вылечит.

Между тем, Миллу и сама уже давно собиралась поговорить с ним. Конечно, не о болезни.

Миллу была совершенно здорова. Просто, с тех пор, как она поселилась в этом доме, с ней начало твориться нечто странное.

Дошло до того, что она, Миллу, начала сомневаться в том, что все обо всем знает и всегда права. А нынешний разговор за завтpaком окончательно выбил ее из привычной колеи.

Миллу, как привидение, в глубокой задумчивости бродила по всему дому, но чаще всего ее видели у комнаты Ивара.

Она ждала его с нетерпением и со страхом. Миллу только теперь поняла, как много вопросов ей было необходимо ему задать.

И, в то же время, она боялась задать их. Дeвyшка вздрагивала при каждом звуке, чувствуя небывалое смущение. Впервые в жизни она не знала, с каких слов начнет разговор…

Ивар вернулся около полуночи. Дети уже спали. Миллу встретила его в дверях с подсвечником (хотя свечи в прихожей и так уже горели).

Она вежливо поинтересовалась, как прошел день. Ивар не менее вежливо отвечал, что день прошел замечательно, больных, к счастью, было немного, что Школьный библиотекарь, наверно, скоро попытается его отравить… что какие-то студенты пристали на улице — хотели подраться, — но удалось завязать беседу о музыке, поэтому все сошло благополучно, правда, на гитаре пришлось сыграть, так как лютни у них не было… Миллу, не слушая, все шла и шла за ним с подсвечником. У двери своей комнаты доктор остановился и спросил:

— Вы хотите о чем-то со мной поговорить, не так ли?

Миллу, едва не выронив подсвечник, растерянно пролепетала:

— Прошу вас, — пригласил Ивар, открывая перед дeвyшкой дверь.

Миллу вошла в комнату так робко, как будто раньше никогда здесь не бывала. Поставив подсвечник на стол, она осмотрелась. В маленькой комнате доктора, как обычно, царили порядок и чистота.

На столе, среди ровных книжных стопок, поблескивал Жабитин аквариум. Лягушки в нем не было, так как она уже отправилась на охоту.

Ивар всегда оставлял окно чуть приоткрытым, чтобы Жабита могла сама выбираться в сад. (Обратно лягушка возвращалась, прыгая по чурбакам, приставленным к наружной стене дома).

Доктор предложил гостье стул, а сам сел напротив. Миллу присела на самый краешек и попыталась взять себя в руки, но в итоге лишь порвала пополам свой кружевной носовой платочек.

Даже с опущенной головой она чувствовала исходящую от Ивара тихую доброжелательность. Усталый доктор ждал ее слов кротко и терпеливо.

Миллу вдруг подумала, что у него, как обычно, мало времени. Дeвyшка кое-как собралась с мыслями, и… вместо того, чтобы задать имевшиеся вопросы, сказала, разражаясь слезами:

— Доктор, мой отец решил выдать меня замуж!

О, как она испугалась, что Ивар начнет поздравлять ее, приняв ее слезы за девичий каприз! Но Ивар промолчал.

Он лишь налил гостье стакан воды и ждал, пока она успокоится. Когда ее рыдания немного поутихли, он тихо спросил:

— Вероятно, именно это обстоятельство так огорчало вас в последние дни?

Миллу кивнула. Кое-как совладав с собой, дeвyшка утерла слезы и проговорила:

— Простите меня, господин доктор, я сама не знаю, почему я заговорила об этом… Моя свадьба — дело решенное. Я не могу ослушаться отца.

Да мне и глупо было бы привередничать. В конце концов, этот человек так давно просит моей руки…

— Но вас, кажется, не радует его любовь, — осторожно молвил Ивар.

— Какая любовь! — махнула рукой Миллу. — Он просто хочет породниться с моим отцом. Он хочет стать следующим Магистром, и теперь отец не против передать ему свое кресло… К сожалению, отец в последнее время очень подружился с доктором Эоннесом…

— Ваш жених — доктор Эоннес?! — воскликнул Ивар.

— Во всей Интэлле только вы, доктор, до сих пор не знали об этом, — печально улыбнулась Миллу. — Старый подлиза, наконец, добился своего. Представляете, каково мне будет жить с этим брюзгой.

Впрочем, мне не следует так говорить. Еще раз прошу простить меня, господин доктор, — Миллу деловито шмыгнула носом и встала со стула. — Я зря отнимаю у вас время.

Я сожалею об этом разговоре и… Давайте забудем о нем.

— Постойте! — Ивар поднялся следом. — Разве это все, что вы хотели мне сказать?

Миллу посмотрела на доктора несчастными глазами.

— Нет, господин Ивар, — ответила она. — Я собиралась поговорить о многом, но лишь теперь поняла, что это был бы напрасный разговор… Теперь, когда моя жизнь погублена, какое мне дело до…

Дeвyшка снова зарыдала. Ивар усадил ее обратно.

— Прошу вас, успокойтесь, — заговорил он, — вам рано отчаиваться… Да, я знаю, что господин Магистр человек властный и гордый и не терпит неповиновения. Но разве он не сжалится над единственной дочерью?

— Вам, Ивар, потребовалось лишь пару раз проявить несогласие, чтобы потерять дружбу моего отца! — напомнила Миллу. — А ведь он любил вас, как сына!

— Я всегда знал, что его привязанность ко мне не будет долгой, — покачал головой Ивар. — Я слишком хорошо знаю нрав правителей. Да, с ними нужно вести себя гораздо осторожней.

Но я так устал все время быть начеку.

Ивар вздохнул и снова сел напротив Миллу.

— Сейчас не обо мне речь, — сказал он. — Я, все же, не был ему сыном. Но вы… Неужели он не сжалился бы над вами если бы увидел, как я вижу сейчас — плачущей, просящей сострадания.

— Ивар, я не уверена, что мне нужно сострадание, — сказала Миллу. — Пожалуй, я расстраивалась бы гораздо меньше, если бы не понимала, что отец, увы, прав. Да, этот жених не ахти как хорош, но где я найду другого.

Кстати, я не сказала вам, что я уже дала свое согласие на этот бpaк. Думаю, это было благоразумно.

Мне, все-таки, уже не шестнадцать лет… Просто… о, как мне горько, что время, когда я могла мечтать о прекрасном принце, прошло! Да, я всю жизнь ждала, что ко мне приедет принц… Красивый и добрый юноша… Все дeвyшки мечтают о счастье. Но дeвyшки или старятся понапрасну, или выходят замуж и расстаются с мечтами… Говорят, они потом бывают довольны…

— Да, бывают, — сказал Ивар, — но не все. И вы не будете. Вы слишком преданы своей мечте.

Вы будете несчастны, если измените ей.

Миллу была поражена. В величайшем изумлении она взглянула на Ивара и не уловила в его глазах ни тени шутки.

Лицо его было серьезно и печально.

— Если бы я только мог объяснить вам, — заговорил он, — что наши желания бывают порой ни чем иным, как вестью о нашем предназначении! Если вы всю жизнь ждете свою любовь, почему вы не подумали о том, что это ваш долг — дождаться ее.

Миллу по-прежнему не могла вымолвить ни слова, и Ивар продолжал:

— Сколькие люди разбивают свою судьбу, делая то, что им не по сердцу и почитая это за добродетель! Прошу вас, будьте благоразумны.

— Но, Ивар! — вскричала, наконец, Миллу. — Вы, верно, не понимаете… Я же… Ведь я… Ох, так и быть, я расскажу вам все, хотя мне ужасно стыдно…

Миллу вздохнула и заговорила, глядя в пол:

— Это случилось давно. Я была маленькая и любопытная девчонка.

Однажды мне стало интересно, что хранится в дальних комнатах нашего музея, куда нельзя было ходить никому, кроме смотрителей. Как-то раз я туда пробралась. Там стояли большие старинные шкафы.

Но они были заперты… Когда я пришла туда во второй раз, у меня уже были ключи: я стянула их у главного смотрителя. В шкафах оказались книги.

Я, боясь, что меня найдут, схватила наугад первую попавшуюся… Это была сказка. В ней был принц… я не успела дочитать до конца: смотритель меня обнаружил. Был ужасный переполох.

Меня наказали, шкафы с книгами Начальник Стражи велел уничтожить. Я чуть не умерла от горя.

По ночам, во сне, я говорила о принце, а днем искала его в аллеях парка. Отец и родные пытались втолковать мне, что принцев не бывает…

— И вы все равно искали его, — улыбнулся Ивар, — над вами смеялись, вас ругали, а вы ждали несмотря ни на что… Неужели вы не надеетесь получить награду за вашу верность? Что вы скажете, когда однажды к вам приедет не просто добрый и красивый юноша, а настоящий принц крови.

— Прекратите меня мучить! Это невозможно! — Миллу затрясла головой и даже ударила кулаком по столу.

— Невозможного нет под Небесами, — тихо промолвил Ивар.

Миллу закрыла лицо руками.

— Ах, Ивар! Хотела бы я быть так же уверена в этом, как вы! — чуть слышно произнесла дeвyшка.

— Я желаю этого всей душой! — вздохнул Ивар. — Бедные! Как же вам тяжко жить на свете!

Миллу отвернулась и некоторое время тихонько плакала, утирая слезы обрывками платочка.

— Ивар, я ведь за этим и пришла, — вдруг призналась она. — Мне так нужно было знать… Не знаю, смогу ли я правильно задать вопрос… Скажите, доктор, вы действительно верите в то, во что вы верите?

— А вы как думаете? — спросил Ивар.

— Я… — Миллу всхлипывала, подбирая слова. — То есть, я, конечно, вижу, что вы искренни с нами, но… О, как бы я хотела, чтобы то, о чем вы говорите, было правдой! Если бы я могла совсем убедиться, что Небеса не пусты, что Судьба не слепа… О, Ивар, если бы вы смогли доказать мне это.

— Я не могу ничего доказать, — отвечал Ивар. — Но разве вы сами настолько слепы, чтобы не замечать всех чудес жизни? Не лгите себе: вы все видите, но заставьте же ваш разум поверить, наконец, вашему сердцу. Впрочем, я знаю: вас отучали от этого много лет…

Ивар встал и со вздохом посмотрел на окружающие его стопки книг. Это были красивые, новенькие тома в дорогих переплетах и с золотыми буквами на корешках.

— Ужасно! — промолвил он, качая головой. — Воистину, никому нельзя читать эти пасквили без вреда для себя, если только он не умеет читать между строк. Но даже тот, кто умеет, увидит в них лишь жалкие пылинки правды — и пустоту.

Но в этой пустоте — сколько в ней ненависти, сколько яда! Каждая из этих роскошных книг бесстыдно насмехается над нами!

Правда именуется ложью, басни выдаются за высокие истины. Герои выставлены негодяями, подлые убийцы названы освободителями. Как не возмущаться этим?

Слабое сердце либо разобьется, либо станет каменным.

— У меня появлялись такие чувства, — призналась Миллу, — к сожалению, я считала их безумием и старалась поскорее прогнать… Даже теперь, когда я слушаю вас, мне кажется, что я схожу с ума.

Ивар вздохнул и опустил голову.

— О, нет, нет, Ивар! — воскликнула, вскакивая с места, Миллу. — Я же сказала, что мне это только кажется. А на самом деле… на самом деле… я вам верю!

Несколько мгновений Ивар молчал, словно в растерянности потом он прижал руку к сердцу и глубоко поклонился.

— Благодарю вас! — промолвил он, и Миллу почудилось, будто на его ресницах блеснули слезы.

В комнате воцарилось молчание. Потом Миллу постаралась взять себя в руки.

— Я верю, — повторила она слегка окрепшим голосом, — но, знаете, Ивар, теперь мне страшно… Если есть Край Света, значит, есть и Черная Пропасть…

— И есть люди, которые готовы покорить ей весь мир, — прибавил Ивар, — если Восток присягнет скурондскому Королю, как вы думаете, кто будет править землей?

— Пропасть заберет корону себе… — пролепетала Миллу.

— … и Восток тоже станет Скурондом, — сказал Ивар.

— Какой ужас! И что будет тогда?!

Молодой врач подошел к окну и взглянул на звезды.

— Я не знаю, — заговорил он вновь, — погибнет ли мир сразу, или гнев Небес оставит его медленно угасать во мpaке вечных туч еще на несколько безполезных столетий…

— Нет, не может быть, что все погибло, — упрямо проговорила она.

— И вы правы, слава Небесам, — сказал Ивар. — У нас еще есть надежда… Вы, должно быть, не знаете того, что человек, облеченный королевской властью, мог бы исправить если не все, то очень многое…

— Но у нас же не осталось королей! — сникла Миллу.

— Неправда! Один остался.

Король Илиантэ… Несчастный юноша, одинокий, нищий, король без королевства… Скорее всего, он и не подозревает, насколько велико его могущество.

— Но как нам найти его? — спросила Миллу.

— Вряд ли нам удастся его найти, — отвечал Ивар, — но мне известно, что король Илиантэ должен рано или поздно приехать в Интэллу. Он собирался сюда, но что-то, вероятно, задержало его в пути. Всей душой надеюсь, что с ним не случилось ничего непоправимого…

— А если… случилось. — с замиранием сердца спросила дeвyшка.

— Тогда нам осталось еще одно… Слеза Солнца.

Миллу опустилась на стул, молча ожидая объяснения.

— Этот камень король Ооле Каллистэ Первый привез из Края Света, — заговорил Ивар, снова отворачиваясь к окну, — нынче подобные вещи принято называть волшебными… хотя это и неправильно. Скажите, Миллу, вы видите разницу между волшебством и чудом?

— Если верить Жабитиным сказкам, — неуверенно проговорила Миллу, — волшебство человек использует нарочно, то есть колдует, а чудо происходит само собой…

— Верно, — кивнул Ивар, — чудеса нам не подчиняются… И Слеза Солнца — это чудо, дар Небес. Это не сказочный камень исполнения желаний.

Слеза Солнца может исцелить болезнь, может просветить мысль, может уберечь от cмepти, но не для того она появилась на земле. И все эти чудеса — как мелкая рябь на поверхности океана. Настоящей силы Слезы Солнца не знает никто.

Она четыре столетия противостояла колдовской мощи Черной Пропасти. Четыреста лет она хранила Каллистэ и весь Восток от ее гибельных чар.

Сто сто лет назад Слеза Солнца исчезла. И теперь мы должны найти ее!

— А что мы будем с ней делать?

— Можно попытаться вернуть ее в Каллистэ. Чтобы все стало как прежде. Хотя бы одна страна в мире не будет принадлежать Пропасти…

— Завтра же иду с вами в библиотеку, — деловито промолвила Миллу. — Только расскажите, пожалуйста, подробнее, каков этот камень с виду, чтобы мне не пропустить описание, если вдруг попадется…

— Да, разумеется… Слеза Солнца представляет собой…

Продолжить он не успел: снаружи, от калитки, раздался пьяный рев. Непослушный голос студента Иолли выводил чудовищные рулады, коверкая мелодию какой-то песенки. Ивар и Миллу переглянулись и поспешили в прихожую.

Тяжелая входная дверь, распахнувшись, едва не слетела с петель. Студент Иолли, пошатываясь на пороге, широко улыбался и громко икал.

— Ды- ик-доктора вызыва… ик. — осведомился студент.

— Ах ты, бесстыжий! — напустилась на него Миллу. — Ах ты, наглец! Как ты смеешь домой являться в таком виде?!

Еще смеется, нахал.

— Ик… ик… И… вар… — проикал студент, отодвигая Миллу в сторону. — Ты это… ты это зря… Да не верещи ты, Дypa толстая. — Иолли недовольно повел плечом, стряхивая с себя разъяренную дочку Магистра. — Ну вот… чего уставился.

Ивар молча смотрел на студента. Лицо доктора словно окаменело. Ивар протянул руку и схватил Иолли за шкирку.

Здоровенный Иолли не удержался на ногах и протестующе запищал, когда доктор поволок его по полу к двери комнаты. Рванув дверь Иоллиной спальни, Ивар пинком отправил туда озадаченного пьяницу и швырнул ему вслед оторванный воротник.

Захлопнув дверь, доктор подошел к растрепанной Миллу, которая все еще стояла в прихожей, задыхаясь от негодования.

— Я сожалею, что он посмел обидеть вас, Миллу, — сказал Ивар. — Мне очень стыдно за него…

— Уж вам-то чего стыдиться! — отвечала Миллу. — Ну, он завтра у меня попляшет.

— Ой, как страшно! — раздалось из комнаты Иолли. — Я просто весь… ик… дрожу!…

— Иолли, замолчите немедленно! — приказал Ивар.

— Дружище… давай на ты, а то что мы все… — предложил студент. — Хочешь, я тебе смешное расскажу.

— Миллу, боюсь, вам лучше уйти, — вздохнул Ивар.

— Да ты не понял! — заржал студент. — Это приличное. Короче, мы сидим… А он говорит: я не какой-нибудь этот… наглец вроде Ооле Каллистэ Первого!…

Миллу увидела, как Ивар неожиданно пошатнулся. Он ударился плечом в стену и тяжело привалился к ней — бледный, с ужасом в глазах.

Он пытался что-то сказать. Перепуганная Миллу едва разобрала:

— Смешно, правда? — разорялся из-за двери Иолли. — Наглец, говорит… Ооле Каллистэ…

У Ивара вырвался крик, словно от жестокой боли, и молодой врач до крови закусил губу, едва удерживая стон. Его колени подломились.

— Ивар, что с тобой?! — вскрикнула Миллу.

Дeвyшка протянула руки, надеясь поддержать Ивара, но у нее не хватило сил. Ивар, дрожа, опустился на холодный пол. Он не отрывал отчаянного взгляда от Миллу потом его голова бессильно запрокинулась, и дeвyшка в леденящем страхе склонилась над ним, глядя, как неизвестная ей неумолимая сила стирает боль и ужас с его лица.

Видя, как угасают прекрасные синие глаза, она поняла, что происходит.

— Он умирает! — закричала Миллу не своим голосом. — Проснитесь! Ивар умирает.

В доме и так никто уже не спал. Первыми в прихожую выскочили слуги. Лен свалился с кровати и выполз из комнаты на четвереньках.

Анэ кубарем скатилась с лестницы и замерла, вцепившись в перила.

— Врача, быстрее! — стонала Миллу, приподнимая голову Ивара в безнадежной попытке привести его в чувство.

Анэ сдавленно вскрикнула, Лен заревел басом. Слуги суетились вокруг, давая бесполезные советы. Студент Иолли приоткрыл дверь и удивленно уставился на остальных, шевеля губами.

Должно быть, он спрашивал, что происходит, но его не было слышно.

— Тихо. — вдруг завизжала Миллу так громко, что весь этот бедлам мигом прекратился.

— Он что-то говорит, — молвила она в наступившей тишине.

— Миллу. Найди камень… спаси… Каллистэ. — чуть слышно прошептали побелевшие губы Ивара, и тотчас жизнь, как показалось, оставила его.

Миллу опустила его голову и похолодевшей рукой поправила его мягкие волосы, разметавшиеся по темным половицам. Слуги, утирая слезы, тихонько шепнули, что идут за господином Магистром и удалились, стараясь ни одним шорохом не оскорбить горя своей госпожи.

Дети, дрожа и всхлипывая, жались друг к дружке, а студент Иолли, держась за дверь, потихоньку трезвел. По мере того, как хмель испарялся из его бестолковой головы, студенту становилось все страшнее и страшнее. Прошло, вероятно, не менее четверти часа, когда Иолли, наконец, спросил:

Миллу медленно подняла на него заплаканное лицо, но, едва она собралась ответить, как снаружи раздались громкие голоса, входная дверь распахнулась, и в прихожей несчастного дома стало очень светло.

Магистра окружала многочисленная свита с фонарями. Рядом с правителем Интэллы шествовал, опираясь на любимый зонтик, важный доктор Эоннес.

За их спинами маячили черные маски стражи.

— Что тут произошло? — спросил Магистр, увидев неподвижно распростертого на полу Ивара и переведя взгляд на Миллу.

Миллу только покачала головой.

— Господин Магистр, — заговорил доктор Эоннес. — Я думаю, ответить на ваш вопрос сможет только врач…

— Разумеется, господин Эоннес, — согласился Магистр. — Прошу вас, распоряжайтесь.

— Отнесите пациента на постель, — велел доктор Эоннес.

Слуги из свиты Магистра подняли Ивара и отнесли в его комнату. Миллу молча смотрела на отца: взгляд Магистра следовал за телом Ивара, и на лице старика было странное выражение.

Доктор Эоннес прошел в комнату пациента, пригласив с собою Магистра, Миллу, двоих слуг и одного стражника. Студент Иолли, держась за стенку, пошел следом и оказался как нельзя более кстати.

— Я не обязан раздевать больных, — заявил доктор Эоннес, присаживаясь у стола. — Эй, студент! Займитесь-ка этим.

И, будьте добры, закройте окно — сквозит… Фи, да вы пьяны. Впрочем, мне все равно.

Приступайте.

Пока Иолли, едва соображая, что делает, выполнял задание своего преподавателя, доктор Эоннес обратился к Миллу:

— Итак, на что жаловался больной?

Миллу тяжко вздохнула и молвила, не поднимая головы:

— Он никогда ни на что не жаловался…

Магистр с беспокойством посмотрел на дочь, но доктор Эоннес ободряюще похлопал его по плечу.

— Не волнуйтесь, Магистр, уж это мы поправим в два счета! — пообещал он с самодовольной улыбкой. — Вы не слыхали, больной что-нибудь говорил перед тем, как лишиться чувств? — спросил он у слуг.

— С вашего позволения, ваша милость, — поклонился старший слуга. — Их милость изволили сказать, чтобы госпожа Миллу что-то нашла и спасла Каллис…

— Молчи, глупец! — закричала, неожиданно вскакивая, Миллу.

Дeвyшка с кулаками ринулась на оторопевшего слугу, Магистр бросился к дочери, доктор Эоннес щелкнул пальцами и ворвавшиеся в комнату лакеи вежливо скрутили Миллу руки.

— О, дитя мое! — горестно воскликнул Магистр, глядя, как они пытаются усадить отчаянно рыдающую дeвyшку в кресло. — Увы мне! Я тебя погубил! Зачем я отправил тебя в этот дом?!

Как я мог не подумать, что проклятая красота этого нeблагодарного и черствого негодяя разобьет невинное сердце моей бедняжки?!

Миллу показала рукой, что обещает вести себя тихо, и лакеи отпустили ее.

— Да, я люблю Ивара, — проговорила она, — так же, как люблю небо, солнце или цветы. Да и можно ли любить его иначе?

Ах, я раньше этого не понимала. Его красота — не та, что разбивает сердце. Но без нее мир померкнет.

И даже если бы я теряла возлюбленного жениха, я не горевала бы сильнее!

— Бред старой девы! — взревел Магистр. — Я положу этому конец! Заявляю здесь и сейчас: твоя свадьба состоится через неделю!

— Не бывать этому! — вскочила Миллу. — Слышишь? Я беру свои слова назад!

Я не согласна! Ни за что не выйду за этого старого подхалима!

— Если вы будете меня оскорбллять, я — на правах будущего супруга — велю связать вас, — спокойно проговорил доктор Эоннес. — Ну, что вы там копаетесь?! — рявкнул он студенту Иолли.

Иолли уже несколько минут неподвижно стоял над телом Ивара. Услышав окрик, студент обернулся — его лицо было совершенно белым — и молча свалился в обморок.

Доктор Эоннес выругался и, переступив через упавшего, подошел к кровати. Он взглянул на полураздетого Ивара, и все находившиеся в комнате увидели, что доктор Эоннес замер в растерянности. Однако он быстро взял себя в руки и важно изрек:

— Мне, разумеется, совершенно неизвестно, как это произошло. Но, как врач, я могу засвидетельствовать, что мой пациент убит ударом некоего оружия… Это скорее всего был кинжал. Я сказал, что господин Ивар убит, потому что рана безусловно cмepтельна.

Раненый еще жив… но умрет с минуты на минуту.

Его слова всеми были восприняты по-разному. Миллу стиснула руки и побледнела.

Иолли, чей обморок продлился не дольше нескольких мгновений, глухо зарыдал, лежа на полу. На лице Магистра снова появилось то странное выражение, которое было так трудно понять. Пожалуй, он пытался заставить свое сердце не разрываться от горя при мысли о том, что Ивар умирает.

Миллу почувствовала это.

— Отец, — тихо промолвила она, подходя к старику. — Вели всем чужим уйти… Давайте останемся одни, как раньше — только те, кого он любил…

На глазах Магистра показались слезы, он взял дочь за руку, но тут доктор Эоннес снова заговорил, повысив голос:

— Кроме того, на теле пациента я вижу множество других шрамов… Да, у господина Ивара было весьма бурное прошлое о котором, как я понимаю, никому толком ничего не известно. Ай-ай-ай, как неосмотрительно, господин Магистр!

Как неосмотрительно вы доверяли совершенно незнакомому человеку! А вдруг он — опасный преступник?

И вы до сих пор не позаботились о том, чтобы оградить двух несчастных малюток от его тлетворного влияния.

Хитрый доктор попал в цель. При слове о детях Магистр вздрогнул и отстранился от дочери.

В его глазах снова мелькнул огонек неприязни. Правитель Интэллы горделиво выпрямился и, стараясь не смотреть в сторону постели, сказал:

— Благодарю вас, господин Эоннес. Я забылся. Слепые чувства снова пытаются заставить меня забыть о долге.

Но этого не будет… Да, я признаю, что доселе совершенно легкомысленно доверял совершенно незнакомому человеку. Увы, я даже закрывал глаза на то, что он нарушает закон… Но этого больше не будет.

Я объявляю Ивара лишенным прав опекуна и забираю Лена и Анэ к себе!

Из прихожей донеслись два слабых крика: Лен и Анэ, конечно, все слышали. Они не решались зайти в комнату и мерзли в тонких ночных рубашках на лестнице.

Происходящее казалось им страшным сном. Дети попытались сопротивляться, когда слуги Магистра начали поднимать их со ступенек лестницы.

Но сил у Лена и Анэ оставалось немного. Слуги, завернув мальчика и дeвoчку в меховые плащи, вынесли их из дома и усадили в поджидавшую снаружи карету.

Тяжкий сон сморил детей на полпути к Дворцу Магистров.

…Закончив речь, Магистр гордо взглянул на окружающих.

— Я преклоняюсь перед вами, — промолвил доктор Эоннес. — Победить себя — это высший подвиг, на который способен человек. Трезвый рассудок, холодная голова — вот признак настоящего ученого.

— Ты молчишь? — Магистр слегка удивленно обернулся к дочери. — Ты больше не возражаешь?

— Я знаю, что это бесполезно, — промолвила в ответ Миллу. — Ты давно хотел забрать себе Лена и Анэ, и тебе наконец-то это удалось… Мне ли не знать, что ты не привык отменять свои решения?

— Ты умная дeвoчка, — взгляд Магистра стал ледяным, — и, раз ты так хорошо меня знаешь, ты не станешь надеяться, что я отменю твою свадьбу.

— Говори что хочешь, отец, я не подчинюсь, — сказала Миллу. — Твой выбор крайне неудачен!

— И ты говоришь это безо всякого смущения, бесстыдница?! — вскипел Магистр. — Да я поженю вас немедленно, или ты больше мне не дочь!

Старик, занося в гневе руку, шагнул к дочери, но доктор Эоннес остановил его:

— Не волнуйтесь, дорогой тесть, — молвил он, — я вовсе не обижен. У дeвyшки горе, она сама не понимает, что говорит и что делает… Оставим ее, пусть придет в себя. Пойдемте, уже ночь, вам следует отдохнуть…

Магистр, еще раз грозно взглянув на непокорную дочь, позволил увести себя. Миллу смотрела ему вслед и увидела: ее отец чуть помедлил в дверях.

Он не смог удержаться, чтобы не бросить последний взгляд на постель… Он не посмел посмотреть Ивару в лицо: лишь скользнул глазами по окровавленному покрывалу и поспешно покинул комнату.

Миллу вздохнула и подошла к студенту Иолли, который забился в угол так, что его почти не было видно.

— Вставай, — велела студенту бедная дeвyшка, — садись сюда…

Миллу подвинула два стула, и они с Иолли сели у кровати.

— Ну вот, — прошептала Миллу, — теперь… подождем…

Она бессильно махнула рукой и снова тихо заплакала.

Рано поутру Анэ высунула голову из-под одеяла и обомлела. Она увидела себя в роскошной комнате. Огромная кровать, на которой лежала дeвoчка, была сделана из красного дерева, простыни на ней были шелковые, а перины — пышные и мягкие, словно облака.

Полог спускался тяжелыми складками синего бархата. Во весь пол был разложен дорогой ковер: Анэ, робея, спустила ноги с кровати и по щиколотку утонула в пушистом ворсе.

Высокое зеркало занимало чуть на полстены, и в нем Анэ показалась себе маленькой-маленькой. На подзеркальном столике стояли хрустальные скляночки, фигурки и флакончики. Рядом лежал золотой колокольчик: поскольку Анэ прочла много книг про разных знатных дам, она знала, для чего он служит.

Восхищаясь дивным сном, дeвoчка осторожно уселась на мягкий пуфик перед зеркалом и взяла со столика колокольчик. Комнату наполнил нежный звон.

Через несколько мгновений в спальню с поклоном вошла горничная.

Горничная принесла прелестнейшее одеяние, которое не годилось ни для чего больше, как только для сидения перед зеркалом в роскошной спальне. Окутанная розовой полупрозрачной тканью, с распущенными по плечам волосами, Анэ сама себе казалась сказочным существом.

Ловкие руки горничной расчесывали золотистые пряди так нежно, что Анэ, которой гребешок обыкновенно доставлял немало страданий, еще более уверилась в том, что она все еще спит.

Ее умыли приятно-теплой водой из серебряного тазика. Мыльница тоже была серебряной, тонкий и свежий аромат мыла просто очаровывал.

Дeвoчку переодели в легкий утренний наряд из тонкого гoлyбого шелка с золотыми цветами по подолу. Прическу закрепили двумя гребешками — тоже золотыми, ажурными, украшенными яркими драгоценными камушками.

На ноги надели гoлyбые туфельки с блестящими пряжками. После этого горничная с поклоном удалилась, и Анэ осталась перед зеркалом одна.

Она с любопытством рассматривала в зеркале милую гoлyбую фею, а потом решила выглянуть за дверь своей комнаты.

Анэ поднялась и пошла по толстому ковру. Дeвoчка не слышала собственных шагов, и ей казалось, что она летит по воздуху.

Возможно, ее туфельки волшебные, подумала Анэ, берясь за ручку двери.

Дверь плавно отворилась, и Анэ очутилась в широком коридоре. Ее глаза скользнули по статуям, бархатным занавесям, картинам и светильникам, и вдруг в дальнем конце различили маленькую фигурку, неподвижно стоящую около другой полуоткрытой двери.

Дeвoчка обрадовалась. Она уже соскучилась смотреть свой сон в одиночестве.

Анэ устремилась вперед, чувствуя, как легко касаются ковра чудесные туфельки, как плывет за нею гoлyбой шелк. Незнакомая фигурка тоже сделала несколько шагов ей навстречу. Анэ уже поняла: это был мальчик.

Очень милый мальчик с завитыми локонами, красиво лежащими на драгоценном кружеве белоснежного воротника, одетый в шелк и бархат, как принц из Жабитиной сказки. Удивленное лицо показалось Анэ знакомым.

— Лен? — робко спросила дeвoчка.

Ее тихий голосок непривычно легко прозвенел под высокими сводами потолка.

— Анэ? — отозвался мальчик.

Дети подошли друг ко другу и остановились на расстоянии трех шагов.

— Лен, это сон? — спросила Анэ.

— Наверно, — промолвил Лен.

— Как здесь хорошо.

— Ты такой красивый.

— Как жаль будет проснуться! — вздохнула Анэ.

— Я хочу еще немного здесь побыть, — сказал Лен.

— Пойдем дальше, — предложила дeвoчка.

Они взялись за руки и двинулись, куда глаза глядят. Иногда на их пути, словно тени, возникали слуги — и тут же с поклонами исчезали. Двери открывались перед детьми, будто сами собой.

Последняя дверь выпустила их в огромное сияющее прострaнcтво. Потолок взмыл вверх, а под ногами Лена и Анэ оказались ступени широкой мраморной лестницы. Внизу, у ее подножия, стояли два человека.

Один из них был высок и статен. Богатый наряд, белоснежные волосы и борода делали его похожим на волшебника.

Волшебник, взглянув наверх и увидав их, радостно улыбнулся и поспешил навстречу.

— Вы уже проснулись, дорогие мои! — говорил он. — С добрым утром.

Его голос, умноженный эхом, окутывал детей мягкими волнами.

— Какой интересный сон! — шепнул подруге Лен.

На лице волшебника вдруг отразилось беспокойство. Блаженно улыбаясь, зачарованные дети слушали, как он обратился к идущему следом за ним толстому человеку:

— Доктор, они выглядят чересчур счастливыми…

— Не волнуйтесь, Магистр, — прокаркал толстяк, — они пережили сильное потрясение и еще не вполне пришли в себя… Это скоро пройдет.

Его неприятный голос никак не подходил к сказочному сновидению. Словно порыв ледяного ветра среди июльской жары, он пронизал детей насквозь. Анэ вдруг перестала чувствовать себя феей.

Лен глубоко вздохнул, захлопав ресницами. Дурманящее очарование сна развеялось.

Дети находились на главной лестнице Дворца Магистров. Перед ними, не имея в облике ничего сказочного, стоял сам Магистр, а рядом — хитро щуря злобные глазки — доктор Эоннес.

При виде них воспоминания об ужасе минувшей ночи обрушились на детей так внезапно и яростно, что ни Лен, ни Анэ не проронили ни одной слезинки. Горе сделало их головы тяжелыми, а глаза сухими. Долгий сон в роскошных постелях, как оказалось, не принес им отдыха.

Анэ почувствовала, что не сможет ступить и шагу в своих легких туфельках, мгновение назад казавшихся ей волшебными. Ее веки опускались сами собой.

Ее златокудрая, блистающая самоцветными огнями головка бессильно склонилась на плечо Лена.

Утром в прихожей дома доктора Ивара раздался робкий звон колокольчика. Посетителю (то был немолодой уже человек в мантии ученого) пришлось подождать, прежде чем ему открыли дверь.

Вид хозяйки навел его на мысль, что он явился очень некстати.

— Прошу простить меня за беспокойство, — смущенно поклонился он, — но я нарочно пришел пораньше, чтобы застать, наконец, господина Ивара…

— Вы его не застали, — безжизненным голосом произнесла хозяйка.

— Опять неудача! — огорчился ученый. — Как досадно! Что ж, я зайду в другой раз…

— Незачем, — молвила хозяйка, — прощайте.

Посетитель в недоумении замер перед закрывшейся дверью.

Чувствуя себя совсем больной, измученная горем Миллу вернулась в спальню Ивара, где провела всю ночь. Только сейчас она поняла, что в комнате очень душно. Догоревшие свечи совсем не оставили в ней воздуха.

Дeвyшка прошла мимо объятого тяжкой дремотой Иолли к окну и тихонько приоткрыла его. Тотчас снаружи на подоконник вспрыгнула лягушка Жабита.

— Наконец-то! — проквакала она. — Я уж думала, мне никогда не попасть домой! Как это доктор Ивар забыл обо мне?

На него непохоже.

— Тише, — шепнула Миллу и поднесла палец к губам с таким скорбным видом, что Жабита немедленно забеспокоилась.

— Что случилось?! — испугалась она.

Вместо ответа, она услышала глухой стук и приглушенные рыдания. Миллу без лишних слов взяла лягушку на руки и поднесла к кровати, около которой, упав на колени, убивался разбуженный разговором студент Иолли.

Увидав бледное, безжизненное лицо Ивара, Жабита горестно квакнула. Иолли обливал слезами рукав друга, невнятно прося прощения за все причиненные ему огорчения и обиды.

— Ивар, что, — пролепетала Жабита, — он… опять умер.

— Нет… пока еще нет, — прошептала Миллу, — умирает… вот уже несколько часов…

В порыве отчаяния лягушка, собрав все силы, прыгнула с ладони Миллу на гpyдь Ивара. Под ее лапками оказалось большое кровавое пятно.

— Кто это сделал?! — простонала Жабита.

— Мы не знаем, — всхлипнула Миллу.

— О, Ивар, простите меня! — надрывался студент. — Если бы я был трезв вчера, я бы защитил вас. Или хотя бы знал, что случилось.

О, я бы отомстил за вас! Но я не помню даже, как добрался домой.

Я помню только, как увидел эту ужасную рану… Миллу, что здесь произошло?!

— Ничего особенного, — мрачно отозвалась Миллу. — Вы, господин студент, явились домой за полночь и учинили безобразную ссору. Ивар пытался вас утихомирить, но вы в ответ лишь нагло смеялись и несли какую-то чушь про Ооле Каллистэ Первого…

— Про Ооле Каллистэ Первого?! — в ужасе вскрикнули Иолли и Жабита.

— Ивар же просил не делать этого! — проквакала лягушка. — Ему от таких разговоров всегда плохо становится.

— Я был пьян! Я не ведал, что творю! — бил себя в гpyдь Иолли.

— Я ничего не понимаю! — вмешалась Миллу. — Каким образом упоминание об Ооле Каллистэ Первом способно…

Она не договорила. Едва она произнесла последние слова, как услыхала слабый вздох.

Лягушка Жабита подпрыгнула от неожиданности. Студент Иолли с воплем отшатнулся от кровати.

Доктор Ивар пошевелился и открыл глаза.

Несколько минут прошло в молчании. Первая опомнилась Жабита.

— Живой! Живой!

Живой! — возликовала она.

Громко квакая, Жабита принялась прыгать по гpyди раненого, отчего бедный Ивар опять едва не лишился чувств. Миллу поймала лягушку в воздухе.

— С ума сошла?! — воскликнула дeвyшка. — Ему больно!

— Но… как… отчего… — лепетал, сидя на полу, студент Иолли.

— После, Иолли, после, — дрожащим голосом говорила Миллу, склоняясь к изголовью постели. — Ивар, как ты себя чувствуешь?

Ивар слабо кивнул и попытался улыбнуться. Улыбка получилась такой жалкой, что Миллу снова заплакала.

— Бедняжка, бедняжка! — в отчаянии воскликнула она. — Что мы можем сделать, чтобы помочь ему?!

— Я знаю, что делать! — радостно квакнула Жабита.

Лягушка соскочила с ладони Миллу на постель.

— Я поняла! — повторила Жабита. — Это же проще простого. Надо только сказать про короля Ооле что-нибудь хорошее.

И, не теряя ни мгновения, лягушка начала рассказывать первую пришедшую на ум сказку о битве короля Ооле Каллистэ Первого с морскими дpaконами.

Сказка не была особенно длинной, но к концу ее Ивар спокойно задремал. Миллу с облегчением вздохнула.

— Слава Небесам! — прошептала она. — Иолли, что с тобой? Не трогай его, не буди.

— Н-нет, погоди, — Иолли приподнялся и встал на четвереньки, — я хочу… мне надо… я должен…

Он подполз поближе к кровати и трясущейся рукой приподнял краешек полотна, закрывавшего рану на гpyди Ивара. Взглянув, студент издал нервный смешок и отдернул руку.

— Зажила! — объявил он Жабите и Миллу и принялся биться головой о стену и рвать на себе волосы.

— Прекрати немедленно! — напустилась на него Миллу.

— Это невозможно! — хохотал обезумевший студент. — Рана была cмepтельной! Мне нужно знать, как.

— Да разве это важно?! — Миллу оттащила Иолли от стены и заставила смотреть себе в глаза. — Главное, что он жив. Небеса вняли моей мольбе… Ты слышишь?

Это настоящее чудо.

— Да и чего тут непонятного? — поддержала дeвyшку Жабита. — Ведь это же совершенно естественно. Раз злые слова убивают Ивара, значит добрые — наоборот. Ой, что-то мне это все напоминает…

— Я немедленно должна рассказать об этом отцу! — решила Миллу. — Ты, Жабита, присмотри за порядком. А ты, — повернулась она к студенту, — сиди здесь, около Ивара, и глаз с него не спускай. Я скоро вернусь…

Задыхаясь от радости, Миллу подбежала к тяжелым чугунным воротам Дворца Магистров. Привратник с поклоном отворил ей калитку.

Миновав двор, дeвyшка взлетела по ступеням широкой лестницы. У парадной двери молодую госпожу почтительно встретили слуги.

Миллу, не обращая на них внимания, поспешила наверх. Она думала найти отца в его покоях, но в длинном коридоре ей преградил дорогу ее ненавистный жених.

— Доброе утро, дорогая… — проскрипел доктор Эоннес, с подозрением глядя на суженую. — Ах, как обидно, что вы вдруг перестали улыбаться! Счастливое личико даже таких дурнушек делает милее.

Что вас так обрадовало, позвольте узнать?

— То, что Ивар поправился, старая вы шляпа! — выпалила Миллу и понеслась дальше.

Она не увидела, каким ужасом и ненавистью исказилось лицо господина Эоннеса. Толстый доктор некоторое время в тупой растерянности топтался на месте, а потом вдруг побежал куда-то со всей поспешностью, на какую был способен.

Миллу же, потратив с четверть часа на бесплодные поиски Магистра, вдруг столкнулась с ним у одной из спален.

Он как раз выходил из комнаты. Вид у старика был крайне удрученный.

Однако, при виде дочери, взгляд его слегка прояснился.

— Мне доложили, что ты вернулась, — устало промолвил Магистр, — и я… сказать по чести, я очень рад тебя видеть сегодня… несмотря на твое поведение… Ты явилась как нельзя более кстати…

Магистр вздохнул и поник головой.

— Что-нибудь случилось, отец? — встревожилась Миллу.

— Анэ, — дрогнувшим голосом проговорил он, — дeвoчка серьезно больна…

— Что с ней? — испугалась Миллу.

— Она не перенесла душевного потрясения, — отвечал Магистр, — бедняжка мечется в лихорадке и бредит… Лен, хотя и здоров, лежит в своей комнате и плачет в подушку… Я не могу этого выносить!

Старик закрыл лицо руками. Миллу обняла отца, пытаясь успокоить.

— Никогда! — глухим прерывающимся голосом проговорил Магистр. — Никогда не прощу Ивару…

— Не простишь Ивару того, что дети его любят? — спросила, отстраняясь, дeвyшка.

— Я не прощу ему страданий несчастных крошек. И… он недостоин такой любви! — отрезал Магистр.

Миллу собралась возразить, но передумала. Глубоко вздохнув, она сказала:

— Ладно, не о том сейчас речь… Что говорят врачи?

— Врачи говорят, что Анэ нужен заботливый уход и постоянное внимание… Я, конечно, совершенно с ними согласен, — Магистр понемногу успокаивался. — Я решил, что сам буду сидеть при ней неотлучно, пока она не поправится…

— Но, отец, — растерялась Миллу, — а как же Интэлла? Кто будет править городом… и Школой? Сейчас такое неспокойное время… Власть уже ускользает от тебя…

— Что мне власть! — воскликнул Магистр. — Неужели я буду думать о таких пустяках, как собственное благополучие.

— Если оно необходимо подданным, то о нем стоит подумать, — заметила Миллу.

— Дочь моя, — торжественно изрек Магистр, — я состарился на троне, и знаю, что ни богатство, ни слава, ни власть — ничто не может быть выше любви к детям. Но, тише! — Магистр с печальной и виноватой улыбкой поднес палец к губам. — Мы тревожим Анэ…

Безумный старик на цыпочках подошел к двери и, тихонько отворив ее, взглянул на дочь глазами, полными слез и счастья…

2019-06-13admin

• tweet